СКАЗКА 8
Чудо образов Купины и Николы о мужике с бабою
Чудо образов Купины и Николы о мужике с бабою
В одной деревне было две церкви: Николы Мокрого и Купины Неопалимой.
Никольская церковь устроена была в колодце, а Неопалимовская – в печи. Образ Николы над водою стоял, не размокал – по благодати Угодника к непотоплению.
Никольская церковь устроена была в колодце, а Неопалимовская – в печи. Образ Николы над водою стоял, не размокал – по благодати Угодника к непотоплению.
А икона Купины обреталась в топке, в самом жару, безвредно: по чудесной неопалимости.
Вода из того колодца по всем окрестным деревням почиталась. Кто выпьет стаканчик с Николиной молитвой – ни в болоте, ни в реке не утонет, покамест вода в утробе держится. А пряничные иконы из той печи и того шире славились. Кто с богородичной молитвой образок такой вкусит, тому на весь день любой жар нипочём. Руки заместо кочерги и ухвата годятся: правой угли мешай, левой горшки ворочай.
И был обычай заведён такой: бабам в колодец исповедоваться, а мужикам - в печь.
Вот, как настанет вечер субботы, урочного дня, все работы на деревне кончаются. Последнее ведёрко плавучей воды из колодца поднимут, последний противень негорючих образков из печи достанут. Тянутся бабы к колодцу, мужики – к печи.
Бабы подходят по очереди к колодцу и, свесясь, грехи Николе нашёптывают. А которые бабы совсем уж грешны, с молитвою целиком в колодец плюхаются, чтобы водицей омыться начисто. Вода студёна, бездонна, а баб не топит, николиной силой всё поверху болтает.
Мужики же, приставив лествицу, на кровлю в очередь лезут и, свесясь в трубу, свои грехи сказывают. А который мужик совсем уж грешен, Купине помолясь, всем туловищем в трубу низвергается, так что одни ноги торчат. Огонь горюч, дым едуч – а мужику нипочём, неопалимовской силой свеж и румян вылазит. Грехи же до последнего печным пламенем испепеляются.
И жили в той деревне мужик да баба. Жили мирно лет с десяток, а на втором десятке стали задумываться.
Мужик загоревал:
- Неужто я бабе своей не пообрыдл за такие-то годы? Страшусь: а ну как ходит она прямо, а глядит косо? А ну какого сударчика за чужим плетнём себе приискала?!
А баба кручинится:
- Никак, мой мужик-то в одном стойле застоялся, из одних яслей пообъелся, теперь на соседние ладит: там и корма послаще, и кобылицы потолще?!
Посмурнели они оба, ходят, молчат, друг на друга набычились. Видят: плохи дела. Совсем вторая сторона наособицу, кабаном глядит!
Мужик думает:
- Одна дорога: как бабья исповедь приспеет, полезу в колодец, Угоднику помолясь: послушаю. Коли бабий грех невелик, так и отпущу ей мужниной-то властью. А коли уж непосильный грех откроется – на Николу уповах!
А баба решается:
- Помолюсь Купине - и в печь головой! Как мужнина исповедь по силам мне придётся – скреплюсь да прощу, а ежели сверх сил – Богородица ему судья, да паки и мне!
Решили они каждый своё разбрелись по работам. После заутрени – кто куда, а иконы – Купина с Николою – сошлись над деревней.
- Одна дорога: как бабья исповедь приспеет, полезу в колодец, Угоднику помолясь: послушаю. Коли бабий грех невелик, так и отпущу ей мужниной-то властью. А коли уж непосильный грех откроется – на Николу уповах!
А баба решается:
- Помолюсь Купине - и в печь головой! Как мужнина исповедь по силам мне придётся – скреплюсь да прощу, а ежели сверх сил – Богородица ему судья, да паки и мне!
Решили они каждый своё разбрелись по работам. После заутрени – кто куда, а иконы – Купина с Николою – сошлись над деревней.
- Знаешь, матушка, - Никола говорит, - один твой мужик-то чего удумал: моим же соизволением в мою исповедальню прокрасться, чтобы бабы своей мнимый грех разоблачить! Даже не знаю, что делать… Как посоветуешь?!
- Э-э, батюшка, не ты один озадачен. Твоя-то дурёха не хуже того мужика: моего покрова взыскала, чтобы супруга окрутить. Хочет в печи притаиться - мужней исповеди внять. Я решила – ни перечить, ни помогать ей не буду. Дело это семейное, они себе сами – судьи, да и Господь с ними. Что скажешь?
- Верно, матушка. Что ж – решим ни вдоль, ни поперёк не соизволять, а там как Бог даст?
- Замётано.
И разошлись по алтарям.
Как урочный час настал – собрались в избе мужик да баба, оба вроде к исповеди ладятся… А друг на друга не глядят.
Мужик сделал вид, что на крышу мостится – а сам шасть к колодцу! Улучив момент, Николе перекрестился и бух на дно.
А жена – вроде как на колодец мотнулась, а сама, украдкой, оборотилась к избе, где печь-исповедальня стояла... Взмолилась Купине – отвернула заслонку и нырнула маковкой в жар.
Плюхнул в воду мужик…Вода студёна, засасывающа! Никола тут же водружён - а вроде как и не видит мужика, вроде как не причём тут…Потянуло мужика на дно…Не помогает молитва! Барахтал, барахтал, как-то за стенку колодца зацепился и повис над погибелью, ни жив, ни мёртв, себя еле помнит.
А жена как схватилась огнём, как задохнулась дымом! Ревмя взмолилась Купине - а та средь пламени стоит и глазом не ведёт! Запылала баба не хуже снопа. Взвыла и бежать на колодец.
Бежит, горит, воли не видит. Добежала до колодца и махнула вниз. Чает мокрого – бах! – что-то мягкое…Видит баба: наскочила верхом на мужа и на плечах у него горит.
- Жена никак?!
- Муж родненькой!..
Ввалились в воду. Испугались оба, да больше не за себя, а друг за друга…Жена мужа вытягивает, чтоб не захлебнулся – муж жену обмакивает, чтобы погасла… Ворочаются в колодце, блажат…Хорошо, соседи подоспели, вытянули бедолаг баграми да кадками. Вывалились муж с женой – мокрые, горелые…Ухватились друг за друга и бегом домой.
- Э-э, батюшка, не ты один озадачен. Твоя-то дурёха не хуже того мужика: моего покрова взыскала, чтобы супруга окрутить. Хочет в печи притаиться - мужней исповеди внять. Я решила – ни перечить, ни помогать ей не буду. Дело это семейное, они себе сами – судьи, да и Господь с ними. Что скажешь?
- Верно, матушка. Что ж – решим ни вдоль, ни поперёк не соизволять, а там как Бог даст?
- Замётано.
И разошлись по алтарям.
Как урочный час настал – собрались в избе мужик да баба, оба вроде к исповеди ладятся… А друг на друга не глядят.
Мужик сделал вид, что на крышу мостится – а сам шасть к колодцу! Улучив момент, Николе перекрестился и бух на дно.
А жена – вроде как на колодец мотнулась, а сама, украдкой, оборотилась к избе, где печь-исповедальня стояла... Взмолилась Купине – отвернула заслонку и нырнула маковкой в жар.
Плюхнул в воду мужик…Вода студёна, засасывающа! Никола тут же водружён - а вроде как и не видит мужика, вроде как не причём тут…Потянуло мужика на дно…Не помогает молитва! Барахтал, барахтал, как-то за стенку колодца зацепился и повис над погибелью, ни жив, ни мёртв, себя еле помнит.
А жена как схватилась огнём, как задохнулась дымом! Ревмя взмолилась Купине - а та средь пламени стоит и глазом не ведёт! Запылала баба не хуже снопа. Взвыла и бежать на колодец.
Бежит, горит, воли не видит. Добежала до колодца и махнула вниз. Чает мокрого – бах! – что-то мягкое…Видит баба: наскочила верхом на мужа и на плечах у него горит.
- Жена никак?!
- Муж родненькой!..
Ввалились в воду. Испугались оба, да больше не за себя, а друг за друга…Жена мужа вытягивает, чтоб не захлебнулся – муж жену обмакивает, чтобы погасла… Ворочаются в колодце, блажат…Хорошо, соседи подоспели, вытянули бедолаг баграми да кадками. Вывалились муж с женой – мокрые, горелые…Ухватились друг за друга и бегом домой.
С тех пор больше не косились друг на друга, не супились. Водой да огнём грешные сомнения извело. Всю жизнь провели в любви – своим дерзновением, а чудотворных икон Николы Мокрого и Купины Неопалимой невмешательством.
____
Назад в Сказки